Лекция первая, или «Да кто они, эти боги?»
Эй, там, на палубе, молчать! Потому что повторять для глухих и тупых не буду. Вот вы мне уши прожужжали идиотским вопросом насчет богов, есть ли они, или это только намоленные деревяшки? Да есть они, есть, только богами были не всегда, да и вопрос насчет молитв вы уж сами как-нибудь решите, после лекции. Когда одноглазый Айгг обманул погоню, уведя корабли в туман, он не задумывался, почему преследователи не бросились в эту молочную муть вслед за ним, и почему плеск весел и крики воинов затихли не постепенно, а внезапно. Собственно, он был в тот момент слишком занят – держал все восемь кораблей во внимании, дабы они не потерялись, и старательно сооружал над ними непроницаемый купол, опасаясь нападения с воздуха. Там, откуда он увел свое племя, тоже были драконы, и были они не на его стороне. И, видимо, именно благодаря куполу все восемь кораблей не потеряли друг друга и почти одновременно достигли новых берегов. Это было при входе в залив Белого пса, у мыса Миражей. Когда из тумана вынырнули очертания болотистой поймы Даны и Леи, сам Айгг не подозревал, что пересек не просто море, а границу миров. Беглецы, конечно, не стали высаживаться на болоте, а на веслах прошли почти вплоть до мыса, где рельеф повышался, и местность становилась сухой и лесистой, там стали на якорь и ступили на берег новой родины, нашей Венэи. Они думали, что это – другой континент, оказалось – другой мир. Айгг заметил это только наутро, когда обнаружил, что его раны зажили за одну ночь, а фиэр наполнилось необыкновенной силой. И земля, и вода, и воздух новых берегов по концентрации магической энергии были сравнимы с местами силы прежнего мира, а сами места силы сравнивать было не с чем. Мало того, они были нетронуты порчей, иссушившей в прежнем мире многие источники и ополовинившие другие. Айгг был в восторге. Раскинув руки, он впивал кристальную чистоту и свежесть ветра, наполненного запахом моря и хвойных лесов, впитывал яркость красок и сладостный, ни с чем не сравнимый вкус плотного, не тронутого тленом эфирного тока. В прежнем мире его племя, более искусное в охоте и рыбной ловле, нежели в военном деле, надеялось скорее на своих вождей-магов, чем на силу оружия, а сила магии уменьшалась из поколения в поколение, потому и племя было вытесняемо более воинственными соседями с богатых рыбой и морским зверем мест. Говорили об оскудении крови, но кровь-то была не виновата, оскудевали источники! Искусство малых воздействий все чаще заменяло вождям-магам уходящую силу, были и те, кто больше надеялся на бездушное оружие, и оказывался в выигрыше. Прежние же искусства требовали все больших усилий, и часто не радовали результатом. Но эти усилия развивали фиэр, делали его ловким и «сухим», способным концентрировать и отдавать в дело даже самую малость избыточной энергии. И теперь в новом мире, где силы вновь наполнили фиэр вождя-мага, он оказался сильнее тех, кто жил там с самого рождения. Также способности к магии проявились и у многих других людей из его племени. Это и предопределило их победное шествие на юг. Дети рождались крепкими, бабки же излечивали почти любую болезнь, что могла коснуться их внуков, и семьи с восемью-двенадцатью отпрысками были не редкость. Пока хватало рыбы в реках и зверя в лесах, племя, хоть и росло, но не уходило с побережья, заселяя его, но через сто с лишним лет потомки переселенцев стали чувствовать себя уже скованно на прежнем месте, ибо лодки, выйдя на промысел, мешали друг другу, и тогда два внука Айгга, Пер и Айэл, собрали таких же молодых и легких на подъем, как они сами, и двинулись вверх по рекам Дане и Лее, на юг. Там они встретили народ, управляемый женщинами, и живший от трудов своих на земле, и напали на него. Пахари бежали от них в леса, но ночью поднялась буря и разметала лагерь двух братьев, пошвыряла на землю и покалечила многих пришельцев, а других оставила без оружия. И утром пришли туда женщины мирного племени, и колдовством связали всех, кто остался в живых, и, у каждого подрезав поджилки на левой ноге, заставили работать в поле. Айгг почувствовал, что с его внуками случилась беда, и сказал это всем. Тогда два других внука Айгга, Дэрек и Сол, отправились вслед первым, поглядеть, что случилось с ними. Ночью подойдя к поселению пахарей, они тайно проникли в него, и увидели своих братьев, покалеченных, в загоне для скота. «Что же вы, - спросил Дэрек. – Не смогли справиться с женщинами, или они вас сильнее?» «Не сильнее, - ответил Айэл. – Этим женщинам помогают ночь и ветер, потому мы не можем справиться с ними». «Я сделаю ослепительной ночь и уйму ветер, - пообещал Сол. – А вы сами выбирайтесь из плена». «Я дам вам оружие, - сказал Дэрек. – А вы им поразите тех, кто вас пленил». И тогда Пер и Айэл, и остальные, что были в загоне, взяли у них мечи и топоры, и каждый примотал к левому колену щепку, дабы оно не подгибалось, и стали ждать. Как только в ночи засверкали молнии, а небо осветилось падающими на селение женщин огненными шарами, они сломали загон и напали на тех, кто их пленил, и выгнали из селения, и загнали в реку. Женщины племени пахарей воздели руки и призвали бурю, но буря не пришла, ибо ей мешали братья Дэрек и Сол. Тогда женщины хотели связать нападающих своим колдовством, но оно оборотилось против них, и связало им самим руки и ноги. Мужчины же того племени не умели драться, и сдались на милость победителей. Братья, смилостивились над ними, позволили выйти на берег и сделали своими данниками. А возмещением за увечья стало то, что женщины-колдуньи стали женами покалеченных воинов и родили им детей, более сильных и способных к магии, нежели родители. И потомки их продолжили движение вдоль рек, и завоевали все поречные племена вплоть до самых истоков. Тогда Айгг, которому к тому времени было уже более двухсот лет, объявил себя королем Севера, народ же свой он назвал «невел», что значит – новые силы. И его потомки были лорфами во всех селениях. В Ярмине, сердце северных гор, добывали руду и выплавляли железо, там же из него ковали оружие, а остальное отправляли в брусках на юг, погрузив на купеческие корабли, и шли они сперва на запад вдоль побережья, потом входили в залив Белого Пса, поднимались на парусах и веслах по рекам и торговали во всех поречных селениях. Назад же везли зерно, ткани и кожи. За оружием в Ярмин приезжали те, кому были нужны исключительные по свойствам топоры и мечи, и там решалось, ковать ли его заказчику или отправить того не солоно хлебавшим. Иногда это решал сам Айгг, но чаще – его внук Айэл, который, из-за увечья не способный воевать, но и не желающий жить среди хлебопашцев, занимался изучением магических свойств металлов и их применением в оружейном деле. Все оружие, которое ковали в Ярмине, было наделено теми или иными магическими свойствами, понятно, что доверять такое можно было не каждому. Еще южнее издревле жил народ, поклоняющийся «добрым богам» Ингу и Вери. Инг и Вери были ванами, одушевленными силами природы, и им совсем не нравилось, что на севере входит в силу народ, не уважающий природу, принуждающий дожди и снега идти тогда и в такой мере, в которой удобно людям, а растения – вытягивать из земли больше силы, нежели это делают дикие деревья и травы. Инг собрал самых лютых животных, а Вери – людей, вооруженных кремневыми топорами и копьями с костяными наконечниками, и они двинулись в земли невел. Так говорит «Книга древности». Но, я думаю, Ингу и Вери просто надоели набеги, учиняемые народом невел на плодородные и богатые земли их возлюбленного народа, а также непотребства, учиняемые северянами, бесстрашными на охоте и неуемными в своей жажде наживы, в лесах. Да и дарнелл к тому времени были уже не дикарями: наконечники их копий, лезвия их кос и лемехи плугов были из бронзы. Обиженные ваны не слишком рассчитывали на своих людей, надеясь принудить невел жестокими ветрами, снегами в разгар лета и наводнениями среди зимы, хищниками, входящими в селения и терзающими жителей и их скот, к покорности, но невел имели крепкие жилища и большие запасы еды, а зверей убивали железным оружием. Айгг, собрав своих наделенных силой потомков, выследил этих божеств и навязал им битву посреди Дикого Поля. В Диком Поле был прирученный им источник силы, и, стоя в нем, Айгг соорудил сферу, отсекающую ванов от дающей им силы земли, а его внуки и правнуки, вооруженные магическими клинками и силой, свойственной им, как потомкам пришельцев из другого мира, принудили малых богов сдаться на милость людей. Дарнелл же, видя поражение своих божественных предводителей, признали власть короля Севера над собой. Инг поставил условием сдачи неприкосновенность лесов и болот в верховьях всех рек, а также запрет на охоту в то время, когда звери растят потомство, а Вери согласилась сдаться лишь в том случае, если невел поклянутся давать своим полям отдыхать год через каждые два года и не использовать магию, вытягивающую из земли все силы. Айгг согласился, и дарнелл были присоединены к его королевству.
А надо вам сказать, Айгг, хоть был совсем не красавец (по свидетельствам тех, кто его видел в человеческом облике, его физиономия была столь иссечена шрамами, что невозможно было предположить, какой она была в дни его весьма далекой молодости), никогда не пропускал ни одной юбки. Женщин у него всегда было не менее трех за раз, число только живых потомков за три сотни лет перевалило за тысячу, а двоюродные-троюродные дедушки среди них частенько были намного моложе своих внучатых племянников. Учитывая немалую магическую одаренность всей этой братии, правящая семейка Айгга представляла великую силу. До тех пор, пока было, куда им идти и завоевывать себе новые земли и приводить под свою власть народы, эта шатия жила между собой мирно, разве что иногда сходилась в драке из-за особо сладких кусков или женщин. Но однажды это должно было закончиться. И оно закончилось, надо сказать, трагически. На юго-востоке от земель невел, в предгорьях Костяного Хребта, жили альвы. Странное такое нечеловеческое племя, к тому времени уже переживающее свой упадок, но тем не менее очень гордое и не ставящее ни в грош людишек и их колдунишек. Угораздило же старого бабника подцепить себе там красотку. Не знаю, чем уж он ее так очаровал, но двухсотлетняя альвийская девица втюхалась в нашего почти четырехсотлетнего побитого жизнью магуя, как деревенская сопливка в боевого капитана. Бросила своих альвийских родственников и переселилась к нему в Ярмин. Где-то лет пятнадцать-двадцать они жили просто душа в душу, Айгг забросил всех своих девок и вертелся только вокруг отмороженной Нэль, а Нэль (Фелианель, если уж быть точным), следила за ним вроде тайной службы. Правда, с детьми у них что-то не заладилось, первый ребенок погиб, забравшись в лабораторию Айэла, а остальные, кто мог бы родиться, «не пришли, потому что малыш им отсоветовал», как объяснила Нэль супругу. Но, думаю, просто к тому времени любовь у них иссякла, а у альвиек одна особенность – без великой любви, сколько их ни сношай – не беременеют. А что у Айгга любовь напрочь прошла – это к бабке не ходи, потому как завел он себе по девке в каждом прибрежном селении, надеясь, что за дальностью расстояний жена ничего не заметит. Как же! Такого скандала Венэя еще не видала. Не-ет, никаких криков, битья скалкой по лысине и прочих внешних выбрыков, просто наша красавица собрала на площади все население Ярмина и, со змеиной улыбочкой, произнесла: - Вот, Айгг, проклинаю тебя за то, что предал ты нашу любовь, и пусть с этого дня ни один из королей Севера не имеет магической силы, до тех пор, пока человек не станет альвом, демон не разрушит королевского дворца и дракон не взойдет на твой престол! Прыг в седло – и умотала к своим родным, только волосы по ветру взметнулись. Подумал Айгг – неохота расставаться с магической силой, и отрекся от престола в пользу пра-пра-пра-правнука. А, чтоб на него не оглядывались, думали сами – ушел в горы, построил там себе башню и засел в ней, как ворона на яйцах. Уж чего он там творил, кроме него никто не знает, а что его потомки натворили – лучше не вспоминать. Хочешь вспомнить? Читай «Историю столетней смуты». Как маги боролись за власть, а, стоило только до короны дорваться, всю силу теряли, и снова завертелось – следующий претендент по трупам наверх лезет. Уж чего только ни придумывали, пытаясь проклятие снять, саму ту альвийку нашли, выкрали, заковали в железо… Говорят – снимай проклятие! Она в железе истаивает, иссыхает, а сама им сквозь зубы твердит: «да чтоб вы все передохли, навозные черви!». Так и умерла, не сдавшись, не простив неверного мужа. К тому времени передрались уже не только претенденты, но и все лорфы обособились, каждый завел себе малое войско, и начали понемногу друг друга пограбливать. Да что пограбливать – кто сильнее, не только грабил, но и вырезал семью соседа, а если не удавалось – выжигал магией его земли до голого камня. Много озер после этой войны всех против всех появилось, и долгонько они зарастали, до сих пор есть на севере гнилые болота, в которых властвует только смерть. Прознали об этой смуте южные соседи – огромное по тем временам эйнехство Маро, эйнех, кто не помнит, это главный жрец богини Халь, королевы мертвых. Знамо дело, где поклоняются мертвяцким богам, и магия под это заточена. Вот маровелская армия и была усилена некромантами. Само же государство было богатым и крепким, и в нем, вместо свободных землепашцев, лорфов и зависимых льизов, были только рабы, и даже эйнех был рабом – своей богини, рабами эйнеха были эйхун, жрецы многих храмов, рабами этих рабов были крестьяне, и воины, и ремесленники, и простые эулей-некроманты. Воины маровел не боялись смерти, ибо в случае бегства их участь была много худшей – фиэр и эйнэр в страшных мучениях высасывалась божеством. Когда маровел пришли в земли Северного королевства, невел были к тому не готовы, и сдавались победителям, но то, что маровел делали с побежденными, отрезвило остальных, и те бросились звать Айгга, потому что не знали, как бороться с народом, любящим смерть. Айгг пришел, и сказал – ну, молодцы, детки, так-то вы бережете отцово наследство! После чего выстроил собственную стратегию. А, надо сказать, богиня Халь была не единственной, кому поклонялись маровел. Слугами и рабами Халь были Нихалления, богиня мудрости и судьбы, и Крод, бог времени и перемен. Конечно, тяжко бессмертному быть чьим-то рабом, и Нихаллении это вовсе не нравилось, Крод же был готов восстать, как только найдется хоть какая-то возможность скинуть поработительницу. Поэтому Айгг договорился с ними о помощи и содействии. Они втроем выступили против Халь, а ваны Инг и Вери в это время обороняли вместе с людьми рубежи Северного королевства. Но Халь одержала победу, и Нихаллении с Кродом пришлось бежать, Айгг же был так покалечен, что сам едва не вступил в царство Халь на общих для людей основаниях. Благом для него было то, что Нихаллении он приглянулся, а знала она столько, что сама Халь об этом не догадывалась. Где-то в странном и незнаемом месте, не в реальности, не в эфире и не в царстве Халь, лежат останки Древних богов. Тех, что создали нашу гроздь миров, но пали под ударами собственных созданий. Нихалления принесла в это место-без-времени умирающего Айгга, и тот, по ее наущению, съел сердце одного из богов. Тогда смертная плоть его испарилась, а фиэр стала плотной, словно железо. Сердце это попыталось поработить и его сознание, но Нихалления помогла ему воспротивиться этому, и вдвоем они сдержали древнего, и отбросили его в небытие, дабы не он воспользовался Айггом, но Айгг воспользовался его силой. В ореоле древней силы вернулся переродившийся Айгг, и поверг в смятение Халь и ее воинов. Она бежала за пределы живого мира, туда, где ей самое место – в мир мертвых, а освободившиеся Нихалления и Крод разогнали вражеское войско. Нихалления оказалась, кстати, весьма боевой воительницей, так что на берегу Черевного моря и посейчас стоит храм «Буйства Нихаллении», с храмовой школой, где адептов учат не только входить в состояние боевого безумия, но и управлять им. Ее почитают богиней-девственницей, но, кажется, наш бабник Айгг отметился и у нее. К счастью, у этой богини хватило мудрости не цепляться за его хрен и сохранить свое независимое состояние. Она формально подчиняется и признает его главенство, сама же, будучи гораздо умнее, находит средства изменять его решения для собственного блага. Чего стоит только то, что она взяла под свою руку все магические школы, ранее признававшие Айгга в качестве своего покровителя. Айггу же остается только признавать мудрость и своевременность ее решений.
Лекция вторая, или «Кто в доме хозяин».
Боги и посейчас считаются хозяевами Империи, но правят ею, конечно же, люди. Со времен альвийского проклятия магия жестко отделена от светской власти, и императорская семья полностью лишена магических способностей. Формально маги даже подчиняются императору, хотя могут и потихоньку нарушать законы ради своих целей, пока это не идет вразрез с постулатом «всеобщего блага». Это, собственно, тот самый принцип, что объединил очень разные и подчас разнонаправленные силы в Империю. После столетней смуты и маровелской войны люди по достоинству оценили выгоды, даруемые объединением сил, а Вторжение Сущностей остудило и самые горячие головы. С этих пор если кто-то начинает поднимать вопрос о том, а не послать ли этих простецов копаться в их собственном дерьме и не установить ли полную и безоговорочную власть над провинцией (на власть над всей империей никто из магов не замахивается, опасаясь проклятия), его аккуратненько ликвидируют свои же соседи по ковену, или, в лучшем случае, изгоняют в горы. Ковены делят между собой власть, даруемую источниками силы. Их пять, вместе с боевыми орденами – семь, а, с учетом легендарной школы храма Халь – и все восемь. Так что ковен Стрекозы, или Отлученный, считается Шестым, хотя по счету идет пятым. Первый ковен – ковен Воздуха, его символом является Горный Хрусталь, а его штаб-квартира размещается в горах Костяного Хребта, сразу за землями альвийской автономии. Второй ковен – ковен Воды, его символом является Берилл, и его штаб-квартира располагается у великого и чистейшего озера Сарааль вблизи охорских лесов. Третьим ковеном считается ковен Огня, его символ – Рубин, его глава выбрал своей резиденцией Красную Гору, отделенную от Костяного Хребта «Охорской кишкой», то ли узкой долиной, то ли широким ущельем. Четвертый ковен – ковен Земли, его символ – Кремень, а его глава живет в замке Зачарованного сада на Диком поле. Пятым по счету и шестым по названию является Отлученный ковен, его символ – Стрекоза, или «Драконья муха», направление магии – псионика, глава неизвестно где шляется, равно как и магуи, принадлежащие к этому ковену, а слава о них бежит впереди них и обрастает зловещими и смешными историями. Орден Верности, занимающий место Пятого ковена и связанный клятвой верности императору, имеет представительства в разных городах империи, но его главная резиденция расположена в Ярмине, бывшей столице Северного королевства, его символом является Ворон, а направлением деятельности – все формы боевой магии и воинского искусства. Седьмым является орден Всеобщего Блага, его главным направлением является магия Жизни и все формы целительства, а штаб-квартира – целым городом Ксантером, расположенном на берегу Черевного моря. Символом же Ордена является ласточка, как существо, своею слюною скрепляющее дом. Ни один целитель не может заниматься официальной практикой, если не имеет на то разрешения этого ордена, скрепленного тремя малыми печатями. Храм Халь и его школа Дочерей Халь не дает никаких достоверных сведений о себе, но время от времени происходят события, иначе как их вмешательством не объяснимые.
Со времен Столетней Смуты и Маровеллской войны прошло более восьмисот лет, столько же лет государственному устройству Империи. Основой империи, ее становым хребтом являются бароны, которыми сперва стали воевавшие и уцелевшие в смуте и войне лорфы, а потом – их потомки или наследники по закону. Земли и зависимых льизов-крестьян их погибших или струсивших соседей провозгласивший себя императором Оторн Первый отдал им, обязав за это служить Империи имуществом, оружием, силой и кровью вплоть до смерти. Тот, кто принимает лор и баронский титул, клянется в этом императору в присутствии представителя ордена Всеобщего Блага, боло и жреца местного храма Айгга. Они же свидетельствуют это в бумагах. Далее боло снимает с них копию и отправляет ее в имперскую канцелярию. Это происходит в случае прямого наследования титула и земель. В спорных случаях вопрос о наследовании передается на рассмотрение той же тройки законников, а, при невозможности решения или его оспаривании наследниками – в имперскую канцелярию. Далее все решается там. Если возникают имущественные или иные трения между баронами, боло или представитель ордена Всеобщего Блага могут выступить в качестве мирового судьи, но если их вердикт оспаривается одной из сторон, спор должен быть передан в имперскую канцелярию. Барон должен отдавать в столичную имперскую казну двадцатую часть от всех своих доходов, двадцать пятую – в местную городскую или казну области, также двадцатую часть он должен жертвовать ордену Всеобщего Блага или ордену Верности, а одну сороковую – местному храму Айгга. Если же эти подати и пожертвования не соответствуют размерам и качеству его имения, то вопрос об этом передается боло или представителем ордена Всеобщего Блага в имперскую канцелярию, и, далее, на суд императора. Император может лишить барона его имущества, за дурное управление оным, и передать его достойному, назначив при этом твердое денежное довольствие лишенному имущества барону. Обычно такое происходит с баронами, служащими в постоянных отрядах, в столице или же на границах империи. В некоторых случаях денежное довольствие превышает доходы от среднего лора в несколько десятков раз. Безземельное служивое дворянство, таким образом, бывает иной раз богаче баронов, владеющих землей и крестьянами. Войска же, собираемые в случае войны, комплектуются из отрядов, набранных и обученных самими баронами, и предводитель такого отряда называется капитаном. Полковники могут быть как из землевладельцев, так и из служивого дворянства, а также, в особых случаях, могут быть назначаемы из числа рыцарей ордена Верности. Свободные города платят как подушную подать, так и подоходную, собираемые представителями императорской казны, также часть гильдейских сборов передается в казну Империи. Все это происходит под контролем местного боло. Боло также осуществляют судебную власть надо всеми, кроме баронов и безземельных дворян, в городах и областях, и подчинены непосредственно имперской канцелярии. Баронов и дворян судит сам император, но дела к рассмотрению императорским судом готовит боло.
Лекция третья, или история Иана Несчастливого.
Иан Несчастливый, а сперва – просто одаренный парнишка Иан, не имел средств учиться в Академии, и, по непроверенным данным, был обучен родителями прикладной и боевой магии. Дар его не был особо велик, но оказался вполне достаточен для того, чтобы войти в ватагу черных копателей, собирающих по местам, оставшимся после Столетней Смуты и Маровелской войны, артефакты и манускрипты, и продающих их ковенам. Занятие черным копательством – дело тяжелое, опасное и неблагородное, так что уважающие себя маги и воины этим не занимаются, а само черное копательство среди занятий считается лишь чуть лучше грабежа на большой дороге, отличаясь от последнего лишь тем, что не запрещено законом. Из-за этого в ватаги черных копателей собираются личности отмороженные по жизни, имеющие нелады с законом и такие, которым ничего другого не осталось, как лазить по местам, где можно потерять не только жизнь, но и эйнэр. Вот среди таких отморозков Иан ходил отрядным магом восемь лет, и поднабрался практических знаний и опыта. Говорят, правда, что его отряд отличался крепкой дружбой и взаимовыручкой, да это и неудивительно, учитывая долгое время существования его в неизменном составе. Когда они подошли к заброшенной с виду крепости на берегу залива Семи Ветров, то, по обыкновению, Иан и его постоянная напарница Герти пошли под стены ее на разведку, а остальные разбили лагерь поодаль. Герти стояла с луком на стреме, а Иан сотворил заклятие сквозного видения. И вот, как только это заклятье начало работать, в стене открылся проход, и Иана втянула в него неизвестная сила. Когда Герти подбежала туда, стена уже затянулась так, словно и не была только что открыта. Девушка развернулась и бросилась в лагерь – доложить атаману о том, что случилось, и, быть может, решить, как вызволять Иана. А Иан оказался в «колдовской давильне» - так назывались приспособления маровелских колдунов для отжимания из людей и, в особенности, обладающих даром, сил фиэр и эйнэр. Связанный чарами, Иан не мог сопротивляться, и заведовавший «давильней» колдун отрубил ему голени и кисти рук, отрезал язык и выколол глаза, и растянул изувеченное тело на каменной плите, зафиксировав само тело в неподвижности, а сознание в нем, дабы не уходило и ощущало страдания тела во всей их полноте. Все эти приготовления были вызваны не извращенными наклонностями колдуна, а перестраховкой, ибо и глаза, и руки, и речь маг может использовать, чтобы освободиться, если хоть немного ослабнут связывающие чары, остановить же кровь волшебством не составляет большого труда. Итак, Иан лежал в колдовской давильне, и колдун медленно перекачивал силы его фиэр в хранящие кристаллы. Сознание металось в ловушке, не находя выхода, и опереться ему было не на что. Иан не был ни религиозен, ни излишне самонадеян, чтобы лелеять надежду вырваться живым из этой передряги, и он целенаправленно решил умереть раньше, чем колдун доберется до его эйнэр, и унести эйнэр с собой, для следующего рождения. И он сотворил в своем сознании тоннель и стал в него падать, выворачивая эйнэр на изнанку реальности, в царство мертвых. Только условия колдовской давильни предусмотрели и этот вариант, и, вывернувшись, сознание оказалось не на том свете, а в магической системе замка. Но внутри этой системы оно смогло ценой некоторых усилий обрести свободу, и, рассмотрев паутину связей, ощутив закономерности этой системы, оно двинулось к самому главному управляющему узлу, и подавило его, после чего взяло управление на себя. Давильня была не отключена, а перенаправлена, и теперь потоки силы наполняли и перестраивали фиэр его тела. Иан увидел также и сознания, и фиэр колдунов, они были как бы встроены в систему замка, и являлись не управляющими, а управляемыми элементами, практически лишенными собственной воли. Сперва он хотел было занять одно из этих тел, но они были очень стары и непрочны, а их фиэр – специфически перестроены, и не могли существовать вне замковой сети. И он отключил их, перекачав их фиэр в систему замка, а у своего искалеченного тела залечил раны и погрузил его в состояние, сродное сну. Во сне майнд и киэнд тела свободны выходить из него, и он подхватил их своей эйнер и получил способность видеть не только энергию и связи, но и предметы материального мира. Бестелесным призраком полетел Иан в лагерь черных копателей, нашел там Герти и проник в ее мысли. Она не поверила и удивилась тому, что сказал он ей, будучи «в ее голове», «изнутри», ее же спутники отказались верить ей, считая ее слышание колдовской обманкой, влиянием замка. Но Герти любила Иана, и решила, что риск собственной гибели – ничто по сравнению с возможностью его спасти. И она пошла туда, куда вел ее его голос, а Иан обезвреживал все ловушки и открывал все двери на ее пути. Когда она дошла до колдовской давильни, то он вернулся в свое тело и протянул к Герти руки, и та подхватила его, и вынесла из замка. Внутри покалеченного тела было весьма неудобно существовать, и Иан некоторое время раздумывал, не сделать ли своим телом весь замок, благо, система управления замкнута на него, но решил, что лучше оставаться человеком, пусть и в таком, сильно урезанном, виде, чем становиться могущественной каменюкой, которой недоступны человеческие способности ощущать. Видеть Иан теперь мог только отделяя от тела киэнд, а говорить – через Герти, но уже это было прекрасно, а терпкий аромат ветра, холодящего кожу, ощущения грубой ткани от куртки Гертиль, потрескивание костра и сухой жар от него, запахи еды и вина, ощущения сытости и легкого опьянения (вот вкус, к сожалению, он уже не мог ощущать) – это было так много, что никакое могущество не могло сравниться с этим по способности приносить счастье. Он был жив, и несколько часов просто наслаждался самим этим фактом. А потом произвел инвентаризацию собственных, не зависящих от замка, магических возможностей, и понял, что не потерял, а приобрел. Не только его фиэр усилилась и усложнилась, и сами заклятия перестали требовать словесного и даже мысленного представления, реализуясь лишь по волевому усилию и определенному ощущению фиэр, но и эйнэр получила возможность познавать вещи и явления, едва прикасаясь к ним вниманием. Иан притрагивался мыслью к береговым скалам, валунам, костру из плавника, ножу и секире атамана, и ощущал себя как ребенок, едва научившийся ходить и восторженно осваивающий эту возможность. Если бы он знал, что позже люди назовут его «несчастливым», он бы посмеялся над этими полу-глухими, полу-слепыми и полу-живыми существами, по сравнению с ним, чувствующим и понимающим глубинные смыслы. Видно, как-то перестроилась не только его фиэр, но и эйнэр. После того, как шок от его появления в лагере прошел, как атаман смирился с тем, что время от времени Герти будет говорить от имени Иана, отряд выработал решение пограбить замок. Иан высказал устами Гертиль мнение, что будет несравнимо лучше понять, кто были эти колдуны и чем они там занимались, а для этого просто нужно, чтобы Гертиль пошла вместе с ними и не сопротивлялась его руководству ее телом. Так и порешили. Расслабленное в глубоком трансе тело Иана нес на руках лекарь, а сознание его вместе с майнд и киэнд временно подселилось в тело Гертиль. Теперь он не только говорил устами Герти, но и смотрел ее глазами. Иан и раньше, проникнув на понятийный слой замка, видел все управляющие и, в меньшей степени, энергетические связи, теперь же ему предстояло ознакомиться с вещественным выражением этих связей. При ближайшем осмотре практически все артефакты были отнесены им к маровелской ветви магического искусства, а некоторые позволяли задуматься о том, что они заточены только под одну функцию – ритуал вызова, причем чьего – неизвестно, ибо даже его эйнэр не могла распознать. Некоторые потенциально опасные артефакты удалось обезвредить сразу же, другие – изолировать плотной силовой «корой», третьи он просто запретил кому-либо трогать. Как бы то ни было, а нужно было приглашать более образованных магов: из ковенов или из Академии. Сперва ему не поверили. Потом, убедившись, решили обвинить в маровелском колдовстве и некромантии. Потом, когда Иан буквально со свистом вышвырнул их из замка, привели несколько отрядов, укомплектованных магами-воинами из ордена Верности, дабы стереть его и замок с лица земли… К счастью, к тому времени ллири, ощутив изменение магического фона в заливе Семи Ветров, установили там наблюдение, и, когда к замку Иана – а он объявил его своим по праву освободителя от захватчиков – подошли рыцари ордена, ллири просто немного развернули пространство – и замок пропал. Когда же те ушли, ллири проделали обратный поворот, и замок воссоединился с окружающим пространством. Так было несколько раз, и рыцарям ордена это страшно надоело. Опять переговоры, и опять глухой тупик. Самым непрошибаемым оказалась не каменные стены замка, не магия маровелских колдунов, а человеческая тупая упертость, предпочитающая искать виноватого среди пострадавших, и поджигателя – среди звонящих в колокол. Иан опять выставил их из замка, на сей раз более мягко, в том смысле, что приземлились они на сей раз на морском песочке, и больше не имел с ними дела. С этого момента и на протяжении последующих девятнадцати лет он, воспользовавшись помощью ллири и народа феноев, отыскивал и укреплял пространственные аномалии, через которые в Венэю могли просочиться чуждые сущности, и только этим можно объяснить тот факт, что Вторжение шло со стороны океана, а не началось прямо на берегу или вблизи от него. Ллири пытались даже восстановить его покалеченное тело, но у них это не вышло, ибо фиэр в местах заживших ран было изменено слишком сильно, чтобы узлы его можно было разомкнуть и соткать уничтоженные вместе с телесными конечностями части. Ллири и фенои встретили Вторжение первыми, и понесли тяжелые потери, но благодаря им маги ордена Верности и отряды ковенов успели встретить чуждых Сущностей на берегу, и уничтожить их, пусть даже ценой многих жизней. При Вторжении был разрушен замок Иана и погибли все его защитники, правда, говорят, что года за два до Вторжения сыновья Иана и Гертиль были отосланы родителями куда-то вглубь континента, но так это или нет – не знают даже фенои, а ллири если и знают, то никому не говорят.
_________________ Пока!
|