Небо едва подернулось сизым предвестьем рассвета, а в гуще кустов и деревьев птахи продирали заспанные глаза и со скрипом, не в лад, пробовали голос. Сван, его восемь учеников и одна ученица, и еще Лэнс, снова в седле, малость обалдевший и заторможенный от совместного действия двух заклинаний, заживляющего и обезболивающего, двигались по прибитой ночной сыростью дорожной пыли, а ручной ветер шелестел позади них, заметая следы, и вздыхал о далеком море. Город покинули через смещенное учителем пространство, едва протиснувши лошадей через узкий проход, и радуясь, что маги Тайной Службы не оценили пока реальных возможностей их учителя. Черные кафтаны и бархатные береты студиозусов третьего курса были сожжены в камине тайного пристанища, а нужные одежды отрыты в кладовой и приведены несложными заклинаниями в надлежащий вид, и теперь весь отряд выглядел для неведающего магии простеца, как сопровождающая захворавшего господина нанятая охрана, а для сведующего – как охрана весьма серьезная, ибо каждый наемник обладал толикой дара. Полностью спрятать возможности учеников Сван не счел возможным, поскольку маскировка дара – штука не менее заметная, чем сам дар, а переводить его в полностью спящее состояние так, чтобы в любой момент можно было разбудить за считанные мгновения, ребята еще не научились, и научатся далеко не в первый десяток лет самостоятельной работы. Сван, наряженный слугой, увел дар так далеко в глубину, что казался теперь безобидным простецом годов этак за сорок, да и внешность его, весьма далекая от продукта магических процедур, применяемых столичными магами для облагораживания собственного облика, могла ввести в заблуждение кого угодно. Разве маг оставил бы себе столь негармоничное, широкоротое костистое лицо со множеством конопушек, мелких шрамов и рябин от ожогов, разве не выпрямил, хотя бы, кривые ноги, не добавил бы росту и не облагородил бы всю фигуру? А этот и топает, как простолюдин, и нос рукавом утирает, и засаленную косицу упрятал за ворот куртки, и почесывает то и дело щеки, ибо пришлось ему сбрить столь характерные фенойские баки. Рыжесть, правда, без магии так просто не спрячешь, но мало ли в империи рыжих? Он вел под уздцы Руну, и лошадка благосклонно согласилась с его руководящей и направляющей ролью, за ними же следовало двое – Гаспар тен Гаэрон, одетый, как странствующий продавец зелий, в куртку со множеством видимых и потаенных кармашков, с увесистой сумкой за плечами и не менее серьезным палашом в ножнах, и Текар Кнаус, крепкий малый, вооруженный топором и железной булавой, снабженной навершием с острыми гранями, в железном нагруднике поверх сильно потертой кожанной рубахи, в наручах из многослойной кожи, с волосами, собранными высоко на затылке шнурком, и производящий впечатление диковатого северянина с побережья, каковым, он, собственно, и являлся, с той лишь разницей, что его семья, хоть и не дворянская, никогда не относилась к категории простецов – все, от мала до велика, и мужчины, и женщины, в разной степени обладали магическим даром, и считали себя чистокровными потомками первых невелл. Сам Текар преуспел в магии земли боевого аспекта, неплохо для студента третьего курса владел магией огня и началами магии жизни. По бокам «охраняли господина» двое братьев Херкоммер, Рихо и Гейнц, оба в легком доспехе, быстрые и слаженно действующие в любых непредвиденных обстоятельствах сыновья Кнюта Херкоммера, управляющего государственными землями в центральной части империи. Отец очень надеялся, что, развив природный дар, его сыновья смогут заслужить дворянский титул на военной службе. Оба юноши имели в своем арсенале не только изрядное владение клинковым оружием, но и множество столь же отточенных заклинаний на базе огня и воздуха. В остальном же они не столь хорошо преуспели. За ядром отряда, нога за ногу, плелся вечно сонный Эйно Фильгья, высокий и рыхлый телом наследник искусства иллюзий и снов древнего рода речных колдуний. Да, именно колдуний, а не колдунов, такая вот заковыка в семье вышла, что дар вместо дочерей достался сыну, и мать, не имея возможности обучать его по-семейному, отправила эту ошибку природы в столичную Академию. Кондовая ленность наследничка не мешала ему регулярно с изощренностью дурить не только сокурсников, но даже некоторых преподавателей, а постоянные студенческие стычки вынудили освоить магию воздуха с особым тщанием, а также записаться на курс прикладной менталистики, который, правда, он пока что прошел едва на треть. Вслед за ним, ведя в поводу нагруженного поклажей коня, шел Фраймут тен Сааль, изображая слугу. Был он худ и неодоспешен, в простой полотняной одежде, но горе тому, кто рискнул бы напасть на этого паренька, почти во младенчестве инициированного тьмой и смертью. Старинные замки, особенно, построенные на фундаменте разрушенных укреплений маровелл, таят в своей глубине немало жестоких и противных человеческому естеству тайн, и когда младшего сына Крига тен Сааль угораздило спрятаться от наказания в подземелье, никто бы и полушки не дал за то, что ребенок выживет. Но на вторые сутки после того, как похолодевшее тельце с едва различимым нитевидным пульсом нашли в обширном лабиринте маровеллской подземной тюрьмы, мальчик очнулся и попросил пить. С тех пор он никогда не болел, но и полностью здоровым не был. Рос медленно, смеялся крайне редко и со сверстниками не играл, предочитая общество старика-травника и книги. Убедившись, что воина из него не получится, отец по совету этого травника отправил сына в магическую Академию. Накладно для кармана – а что поделаешь, и так по имению нехороший слушок пошел, что у младшего тен Сааля «дурной глаз». Уж лучше так, чем отдавать потом на расправу «воронам». Сван Даймонд некоторое время промучился с формированием столь опасного дара юного Фраймута, прежде чем не нашел в одной из поездок по стране «волкогона», на поверку – темного колдуна, так же инициированного смертью, но нашедшего в себе силы обуздать этот дар и повернуть его в приемлемое обществом русло. Вдвоем они немало потрудились над даром Фраймута, и только благодаря этому юноша не угодил в монстрятник Тайной Службы. В арьергарде шли Даэно-Дракот, мощнейшая огневая единица отряда, Никса Пардос, будущая целительница, посвященная жизни и на «твердое хорошо» овладевшая магией воды и воздуха, в основном, в боевых аспектах, а также Клай Терсхеминг, разделивший старание между четырьмя основными стихиями, но более всего преуспевший, увы, в обучении бою клинковым оружием. Мощный, как железный голем, обвешанный арсеналом, которого хватило бы на троих, в стальном доспехе, он, казалось, не чувствует его тяжести. А Никса даже свой арбалет переложила на плечи Дракоше, и шла налегке.
Небо посветлело, но не разъяснилось, начал накрапывать дождь. Не останавливаясь, путешественники нахлобучили капюшоны плащей и прибавили шагу. Дождь тоже добавил прыти, выбивая лунки в пыли и звучно шлепая по придорожным лопухам. Дали покрылись частой завесой дождевых струй, с капюшонов лило так, что можно было разве что различить дорогу под ногами, а лошади стали фыркать, выражая законное недовольство несвоевременным купаньем. Вскоре дорогу развезло, и, добравшись до ближайшей купы деревьев, отряд сгрудился под сенью ветвей. - В паре миль отсюда есть тут одна дыра… Мистхауфен – слышали о такой? – спросил Сван Даймонд. - Не знаю, - ответил Даэно. - Нет, - сказал Гаспар. - У нас что, было время по предместьям шататься? – громыхнув железом, пожал плечами Клай. - Да на каждую кучу дерьма внимание обращать – никакого времени не хватит, - подытожила Никса. Остальные только качали головами, отжимая рукава и полы одежды. - Вот и я думаю, что ни один нормальный сыскарь не станет искать нас так близко от столицы и в такой убогой деревне, где нельзя затеряться в толпе. Там, правда, когда-то проходил торговый тракт, но это было еще до Вторжения, а сейчас в ней останавливаются только захудалые торговцы, которым не хватает на съем комнат в пределах городских стен. К тому же, нас сейчас будут искать на Западном тракте, ибо логично решат, что мы пошли к фенойской границе. Давайте-ка через поле и во-он туда, где дорога между двух холмов идет. За ними, почти сразу – деревня. Только нам лучше рассредоточиться и не переть след в след, а то Фти примятую вейту поднимет, а поломанную – навряд ли. И тогда отряд свернул с дороги и потопал в сторону холмов.
В трактире, отличающимся по внешнему виду от окружающих его домов лишь размерами и огромной лужей грязи перед входом, народу было не то, чтобы много, но он хотя бы был, и это радовало хозяина. Немолодая пара, то ли захудалые дворяне, то ли мелкий чиновник в отставке с излишне чопорной супругой, ковыряли вдвоем половинку жареной курицы, у стойки раскрасневшийся толстяк беседовал, наверно, с собственной кружкой, поскольку хозяин, отвернувшись, перетирал полотенцем посуду, да в углу протирал намокшую лау оборванец, в котором только музыкальный инструмент и выдавал миннезингера. Впрочем, и сам инструмент выглядел не лучше своего хозяина. Как только трактирщик еще не выгнал его за порог – разве что по той причине, что посреди лета в этот трактир мало кто заглядывал. Вот с ранней осени до зимнего Юла – это да, идут подводы с зерном и овощами, тогда настоящий заработок, тогда день год кормит, а сейчас, как с паршивой овцы, ни шерсти, ни мяса. Э… нет, это уже интересно! Один, два… одиннадцать человек! Вооружены… не приведи Вери – разбойники! Трактирщик на мгновенье застыл, раздумывая, не юркнуть ли ему под стойку, но передумал, услышав благородные выверты речи. Уж их-то не спутаешь с укороченными словами, которыми переговаривается разбойный люд. - Эй, хозяин! – к стойке, поддерживаемый слугой, прохромал дворянин. – Чем тут у тебя можно согреться и закусить? Только чтоб быстро и вкусно. И лошадей своему недоумку скажи расседлать и протереть насухо, а то я сам тебя скребницей по морде поглажу. - Да, господин, обязательно, можно подогреть вина с медом и пива с пряностями, а закусить… курица, каша из вейты… нет, красного мяса предложить не могу, но есть солонина – в кашу крошить? Копченый окорок… Дворянин развязал кошелек, порылся, достал две серебряные монеты разного достоинства и горсть медных, прикинул что-то в уме, часть меди скинул в кошель, оставшееся выложил перед трактирщиком. - Мне – кружку вина, только ни с чем не мешать и не греть, а то знаю я вас, жуликов, водой ведь разбавишь, им – по кружке пива. Каши с солониной на всех, мне еще курицу. Жареную, а не варено-моченую! И чтоб быстро. - Благородный господин, а как же за постой – потом заплатите? - А ты думаешь, мы у тебя тут на сутки застрянем? Давай-давай… Да, - вспомнил прижимистый дворянчик. – Вот тебе еще серебрушка, чтоб как следует о конях позаботился, и в ясли насыпай хойву пополам с вейтой, а не с соломой. Сам не дойду – слугу пошлю проследить! Трактирщик засуетился, а бравая команда расселась за длинным столом, повесив мокрые плащи на окружающую мебель. Никса попрыгала, стараясь зацепить плащ за облезлые оленьи рога, пока ей не помог воздушным заклинанием Рихо Херкоммер. Трактирщик постарался сделать вид, что не заметил этого. Наемнички и так вызывали изрядные опасения, а то, что они еще и магичат по столь незначительным поводам… опасные ребята, даром, что молоко на губах не обсохло. Зато миннезингер в углу оживился. Вылез из-за стола, встряхнулся, как мокрый воробей, тренькнул по струнам лау: «Если не окончен путь, Только стоит отдохнуть И согреться, Если горе позади, Только надобно идти С тяжким сердцем, То присядь у огонька, Предложи певцу бокал С крепким пивом. Сможет тут любой из вас Хоть на этот малый час Стать счастливым. Правду вымыслом разбавь, Пой победу тем, кто прав, Миннезингер! Нету магии сильней С древних несочтенных дней И поныне, Песен, что равно звучат Среди каменных палат И в трактире, Так налейте мне сейчас, Чтобы не перевелась Правда в мире!»
_________________ Пока!
|