Я поехал в тот вечер к родителям Майка. И после того, на пути от дверей к калитке, на тихой дороге пригорода, в такси и на своем диване напротив выключенного телевизора чувствовал себя спятившим. Другие люди, которые не слышали ни о Майке, ни о Билле с Вэн, другие вещи, паркет вместо имитирующего его покрытия. Спокойные, сдержанные люди, выглянувший из двери комнаты ребенок, похоже, робкий, поскольку не сказал ни слова, но при этом смотрящий долгим взглядом, не мигая. Конечно, еще в такси я позвонил в специальный сервис по поиску людей и попросил узнать, кто живет по адресу родителей Майка. Мне перезвонили, когда я уже зашел в свою квартиру. «Стеффенсоны владеют домом по указанному вами адресу уже более 6 лет». Гермина и Стивен Стеффенсоны – так представились люди, живущие в доме родителей моего друга. Все это было настолько неправдоподобно и неожиданно, что хотелось засмеяться. Игра в Мортал Комбат за Шан Цунга, по очереди становящегося различными персонажами, немного успокоила. Все казалось выдумкой, из разряда «не может быть». Но мышь лежала в ящике стола, а на это Рождество я был в том самом доме, где «уже более пяти лет» жили Стеффенсоны, своей по сдержанности подходящими под противоположность несколько взбаломошным Вэн и Биллу (мать Билла в этом отношении, конечно, вела первую скрипку). … Детали того дня, многие, сейчас для меня полуотчетливы. Другие звонки, комната в съемной квартире Майка. Снова звонки, друзьям. Детективное агенство. Прогулка с эффектной женщиной-детективом по набережной. Возвращение домой. Удар. Несколько. Я шевелю пересохшими губами. Сколько прошло времени? Сбоку горит электрическая лампа, освещая небольшое пространство. Вокруг меня – стены из больших железных пластин. Напротив просматривается дверь – она меньше остальных и окантована узкими полосами металла. Мои руки в запястьях захвачены пластиной, находящейся на уровне выше человеческого роста. Я пытался понять, как она закрывается, пока не пришел к выводу, что она литая. Или заварена. Кто мог сделать такое? Ко мне никто не приходит. Тишину нарушает только звук капель, падающих с ржавой трубы сбоку в похожее на естественное углубление в полу. Поначалу я пытался поймать капли губами, но безуспешно. Кричал. И выл даже. Было стыдно. Сейчас такая слабость, что чувства кажутся только памятью о них. Иногда мне кажется, что на меня кто-то смотрит. Кто-то неслышимый, кто как-то появляется за дверью. И смотрит. Сквозь дверь. Конечно, у меня наверняка уже начался бред. Недавно я видел лицо, смотрящее сверху. Думаю, что без воды я уже больше двух дней. Можно ведь прожить без неё три? Это же общеизвестно. Сколько ни пытался, не могу высунуть руки. Пытался, и было больно. Была безумная мысль их огрызть… и попить. Но я такой боли не выдержу. А дверь может быть закрытой, да, она, скорее всего, закрыта, и я умру от потери крови. И я не разгрызу кость. Вряд ли. Сухожилия, которыми крепятся запястья - еще куда ни шло, но к ним не подступиться. Все это только обрывки, которые я вспоминаю, когда прихожу в себя. Мысли растекаются, их не получается додумать, не могу точно отметить, когда снова теряю сознание. Лампа – сволочь – надоела. Я закрываю глаза… Темные блестящие потоки стекаются, образуя овальное зеркало над головой, из которого смотрит чье-то лицо. Зеркало мутнеет и…
… я пропускаю момент, когда снова начинаю думать. Кажется, вот только что было аморфное трепыхание, но сейчас потоки начинают двигаться слаженно. Искусство сравнения, забавно. Еще не окрывая глаз, я чувствую, как приходят в движение течения вокруг. Они – это тоже я. Но что это? Мои ощущения расширились только до определённого предела. Я ограничен. Да, конечно же. Драгоценность, в которую помещен мой дух, или даже, правильней сказать – драгоценность, которая была изготовлена из моего духа. Я открываю глаза. Кристаллы. Много. Из них состоит мое ложе. Мое тело – из множества мелких, хотя в чем-то и подобных плоти. Воздух – тоже прозрачный кристалл. Высоко над собой я вижу лицо, глядящее с неба, состоящего из голубых кристаллических граней. Почти застывшее женское лицо, неопределённое выражение. Она, одна из тех, благодаря которым я здесь. Милая, ты проявила ко мне внимание? Его нужно было довольно много для того, чтобы в этом кристаллическом шаре, состоящем из моего духа и энергий, направленных и скрепленных теми, кто сделал со мной это, осталось такое устойчивое отражение. Или ты или кто-то из других моих врагов сделал это намеренно? Большое искушение сейчас потянуться через этот образ, чтобы твои милые глазки вытекли гноем, и личико, и все твое тело наполнилось им. Но сейчас я, похоже, не могу пошевелиться. Собственно, я и думать-то не должен. Пульсации силы в этом кристалле должны удерживать ритм, мешающий мне мыслить, мои чувства должны оставаться застывшими. Однако же сейчас я мыслю и чувствую течения энергий в их изменчивости. Неподвижно разве только лицо Фэль в голубоватых гранях. Однако почему? Я ищу ответ, наблюдая за пульсациями своего существа и обнаруживаю, что одна из связей с другими моими выражениями практически свободна. Возможно ли, чтобы через неё прошло некое воздействие, нарушившее до сего момента тот ритм, что держал меня беспамятным? Об этом стоит подумать. Возможно, Китинн, верный мне… Хмм. Похоже, тот, что там, в не слишком хорошем состоянии. Если осмыслить происходящее с ним как символ происходящего со мной… Я начал действовать, и сделал то, что думал, а затем почувствовал, как оплывают кристаллические оковы, охватывающие мои руки. Жидкость, в которую превращались оковы, впитывалась в мое тело, давая мне сил и инициируя изменения уже в самом теле. Ведь я – не только Гноитель, но и Выпивающий. Сиамский близнец в силе со своим братом, тело которого, вросшее в моё, лежит рядом. *** Эрни Дирт лежал, смотря на закрытое тучами небо, вдыхая вечерний воздух. Подвал заброшенного склада, находившегося в покинутом поселке, остался позади. Он смутно помнил, как оказался на полу, пришел в себя. Руки плохо пахли и были покрыты чем то скользким. Он выполз из подвала, а прежде выпил воду из углубления в полу. Теперь он лежал, а в голове его перетекали картины пережитого: лицо женщины-детектива превращалось в лицо на картине, глаза которого начинали сочиться гноем, гной капал в воду, что уходила в трещины на земле, из которых на него смотрел кто-то. Эрни закрывал глаза, но взгляд был направлен на него и через веки, как через дверь в подвале, уже проржавевшую, а потом он словно поворачивался, и видел, что скованный пластиной висит не он, а Майк, и из глаз, ушей и рта у него течет гной. «Ужасная ночь будет» - подумал Эрни. И заплакал.
|